Корейские дворяне

Корейские дворяне, янбаны, на протяжении столетий были образованной правящей элитой страны. В конце позапрошлого века все сословные привилегии в Корее были упразднены. Однако янбаны стараются жить так, как жили их предки – и даже зарабатывают на этом деньги.

В мире немало городов, чей возраст исчисляется тысячелетиями. А вот деревень c семисотлетней историей раз-два и обчелся. Тем более населенных сплошь потомками дворян.
Одна такая деревня называется Хахве и расположена она на востоке Южной Кореи, километрах в двадцати от крупного города Андон.
Выглядит она почти так же, как в середине XVI века. Конечно, никто не станет утверждать, что всем этим домам по полтысячи лет — и крыши у них много раз перекрывали, и подгнившие балки постепенно заменяли, но целиком никогда не перестраивали.
Принадлежат здешние усадьбы потомкам корейских дворян — янбанам. В средние века янбаны были высшим образованным сословием, из которого выходили чиновники, управлявшие королевством Чосон — так называлась Корея с конца XIV до начала XX века. За службу король жаловал им земельные наделы, иногда с крепостными крестьянами, и освобождал от налогов. Личность янбана и его жилище были неприкосновенны. В XVII—XVIII веках янбаны составляли примерно пять процентов всего населения страны. Это очень много. В России, к примеру, численность потомственных дворян никогда не превышала одного процента.
В одном из таких домов в середине XVI века жил министр королевского двора Ю Сон Ён. Его потомки живут здесь и сейчас. Правда, занимаются они не государственными делами, а спокойно выращивают овощи и без ложной скромности демонстрируют свой быт туристам.
Семья Ю Сон Сук живет в Хахве почти шесть с половиной веков, практически со времени основания деревни.
Ю Сон Сук: «Сама я всю жизнь безвыездно прожила здесь. Дети, их у нас двое, учатся в университете в городе Андон. Когда закончат его, вернутся домой, а на работу будут ездить в Андон».
Восьмидесятипятилетней матери Ю Сон Сук работать в огороде уже не по силам. Теперь у нее много свободного времени, можно и с соседками поболтать, и в карты с ними перекинуться.
Хотя ничем кроме сельского хозяйства и домашней работы Ю Сон Сук в жизни не занималась, облик и манеры у нее какие-то не крестьянские. Что и неудивительно, ведь она принадлежит к дворянскому роду. В семьях янбанов детям всегда старались дать хорошее образование.
Упор делался на изучение китайского языка. Знание китайского и умение читать книги китайских мудрецов — главное, что отличало янбана от простолюдина.
Когда в пятнадцатом веке был изобретен корейский алфавит хангыль, янбаны отнеслись к нему с презрением. Они из принципа его не учили и пренебрежительно называли «женскими закорючками».
Сословие янбанов стало приходить в упадок во второй половине XIX века, когда в стране было отменено крепостное право, а затем и все сословные привилегии. Окончательный удар нанесло янбанам насильственное присоединение Кореи к Японии в 1910 г. Японцы свергли последнего корейского императора и конфисковали в свою пользу лучшие сельскохозяйственные угодья.
Многим янбанам, чтобы добыть себе пропитание, пришлось заняться обработкой земли. Впрочем, янбаны не видели в этом ничего зазорного. Конфуцианство, а в его традициях воспитывались дети из высшего сословия, труд земледельца ставит очень высоко. А вот торговлю янбаны считали занятием для себя недостойным. В старину за него даже лишали дворянского достоинства.
И сегодня янбаны деревни Хахве выращивают рис и овощи. Но теперь это уже отнюдь не главный источник их доходов.

В середине 70-х жители Хахве заключили договор с государством: они обязались сохранять в первозданном виде облик деревни и вести традиционное хозяйство, а взамен получили значительные налоговые льготы. Деревню стали посещать туристы. Часть выручки от продажи билетов поступала общине. Суммы это были небольшие. Но после того как в 1999 г. здесь побывала английская королева Елизавета II, число приезжих сильно возросло.
Теперь с легкой королевской руки деревню Хахве посещает приблизительно 1 000000 человек в год. Билет стоит около доллара, община с каждого получает сорок центов — за год выходит четыреста тысяч. Эта сумма распределяется между жителями деревни — их всего-то двести шестьдесят человек, — а частью тратится на общественные нужды.
Теперь непременным украшением янбанской усадьбы стала спутниковая антенна. Да и автомобили мне здесь попадались все больше не дешевые.
Преодолев отвращение к торговле, благо сегодня за нее дворянского звания теперь не лишают, потомки янбанов понаоткрывали магазинчиков и неплохо зарабатывают на сувенирах.
Ю Сан Вон, продавщица сувениров:
— А что вы делали до открытия магазина?
— Сорок лет назад я вышла замуж и стала заниматься хозяйством и детьми. А до того вместе со всеми работала на рисовых полях. Двадцать лет назад мы с мужем открыли этот магазин и больше в поле не работаем, только в огороде.
Среди множества безделушек привлекают внимание выставленные на самом видном месте деревянные маски. Их можно увидеть и в других районах Кореи, но родом они отсюда, из окрестностей Андона.
Предназначены маски не для того, чтобы вешать их на стену, как, естественно, поступают иностранцы. В этих масках выступают участники так называемой андонской пляски в масках. По сути, это целая пьеса с не слишком пристойным сюжетом. Ее персонажи – чванливый янбан, надутый ученый, тоже из янбанов, его недотепа слуга, хитрый мясник, нечестивый монах, бедная вдова, наивная невеста… Каждому положена своя маска.
В прежние времена эти представления пользовались у крестьян огромным успехом. Мясник, естественно, обводит янбана с ученым вокруг пальца и выставляет их в самом нелепом виде. Не то чтобы добродетель торжествует, но все равно приятно посмеяться над тем, кому в повседневной жизни отдаешь половину урожая и перед кем обязан снимать шляпу.
Рё Дон Чул, исполнитель роли янбана: «Над моим персонажем, янбаном, крестьяне смеялись от души, но смех этот не был злым. Благодаря таким представлениям снималась напряженность между разными слоями деревенского общества».
Когда-то представления в масках устраивали только по праздникам или в дни, назначаемые шаманами. Теперь его показывают туристам каждые выходные.
Один из организаторов этих представлений, профессор Ким Вон Гил, принадлежит к старинному янбанскому роду. Живет он в уединенной усадьбе в горах, километрах в семидесяти от деревни Хахве.
В повседневной жизни Ким Вон Гил, конечно, носит современную одежду, но по праздникам и по случаю приезда гостей облачается в ханбок – традиционный наряд янбанов.
Профессор Ким преподавал историю корейской литературы в Сеульском университете. Но в 1995 г. на реке, у которой стояла его родная деревня, собрались строить плотину. И тогда Ким Вон Гил оставил университетскую кафедру и пять лет жизни положил на то, чтобы перенести в горы, на двести метров выше будущего водохранилища, родовую усадьбу.

В его усадьбе я в этот раз и ночевала, в совсем непривычной для себя, но вполне привычной для янбана, как прочем, и для большинства корейцев, обстановке. В моей спальне есть стол, стул, но нет кровати. Спать пришлось на полу, а выспалась лучше, чем на любой кровати. Наверное, все дело в чистом горном воздухе и полнейшей тишине.
На следующий день погода выдалась хорошая, поэтому завтрак накрыли во дворе. Меня удивило обилие поданных в такой ранний час блюд – тем более что я читала, что янбаны всегда славились в Корее умеренностью в еде.
— Всегда в Корее так много на завтрак едят: и суп, и рис, и закуски, и рыба? Очень всего много.
— Ну почему же много? Обыкновенный завтрак.
Профессор объяснил, что в старой Корее число подаваемых на стол блюд было строго регламентировано. У крестьян оно не могло быть больше шести, а у янбанов меньше девяти.
— Как по-корейски будет «бон аппетит»?
— Хурлыбурлы.
— Хурлыбурлы!
— Я ночевала в такой совсем маленькой комнатке. Для кого она раньше предназначалась?
— Ха-ха-ха, для слуг!
Ким Вон Гил с женой ведут достаточно замкнутую жизнь. По хозяйству им помогает одна служанка. В случае надобности они приглашают работника из соседнего поселка. Сегодня хозяин как раз попросил его подрезать ветки, нависшие над оградой.
Построек в усадьбе не много — хозяйский дом, кухня, помещение для прислуги, где я ночевала, библиотека, она же павильон уединенных размышлений — отсюда хорошо любоваться озером … Современные душ и туалет умело спрятаны на задворках, где совсем не бросаются в глаза.
Над входом надпись китайскими иероглифами: «Да прибудут мир и покой в этом доме». На дверях — тоже иероглифы, «тигр» и «дракон», стерегущие хозяев от несчастий.
Предки профессора Кима не занимали высоких государственных должностей, зато среди них бы'[an error occurred while processing this directive]'ло много ученых и каллиграфов. Искусство это раньше ценилось в Корее очень высоко.
Выдающимся каллиграфом был дед профессора. Он украсил ширмы, которых всегда много в традиционном корейском доме, китайскими стихами, которые написал предок профессора в тринадцатом поколении.
Вплотную к усадьбе примыкает бывшая деревенская школа. В ней многие поколения Кимов учили деревенских детей. Деревянные колонны, поддерживающие кровлю, украшены китайскими иероглифами. Оказалось, это стихи, написанные все тем же предком профессора. Теперь школа превращена в своего рода гостиницу. Здесь любят проводить время художники, писатели, музыканты, университетские преподаватели.
Янбаны не кичатся своим дворянским происхождением – они им с тихим достоинством гордятся. Как гордятся янбанами и большинство корейцев, для которых они — живое культурное наследие страны. И если даже многие из янбанов зарабатывают тем, что следуют обычаям предков, это нисколько не умаляет их достоинства.