Художник и мишень (Мексика)

Этот человек, когда-то в давние годы проигравший власть в стране и, казалось бы, навсегда сошедший с политических подмостков, до сих пор волнует умы. И будет волновать, пока в политике, искусстве, бизнесе останется хотя бы один ультралевый экстремист, а они вечны. Поэтому, возможно, память о нём даже переживёт память о диктаторе, который его переиграл и приговорил к смерти.

Первое впечатление от музея Троцкого в Мехико-сити иначе как потрясением не назовёшь. Потрясает, что музей был создан, что он держится и, более того, процветает, что он посещаем! Причём основная масса посетителей - это простые мексиканцы, отнюдь не троцкисты, они приходят сюда семьями с детьми. В истории Мексики Троцкий никто, казалось бы, "что он Гекубе, что ему Гекуба".

Музей находится в тихом зелёном аристократическом Койокане по Рио Чурубуско, 410; в конце тридцатых это было предместье столицы, голое, пыльное, малолюдное. Тогда в сад виллы попадали с противоположной стороны через калитку в воротах, выходящих на улицу Вены, откуда пришёл и убийца.

В просторной полутораэтажной комнате специального музейного здания, которого при Троцком не было, собрана прекрасная библиотека: его книги, книги о нём, о революции, о России, о мире, старинные подшивки "Правды", "Геральд Трибюн" и ещё десятки изданий. Здесь же и многочисленные современные троцкистские газеты, старательно концентрирующие внимание на всех горячих точках планеты от Палестины до Колумбии и неизменно публикующие воспоминания о своём кумире. Всё это свободно лежит на столах, в открытых стеллажах вдоль стен и на антресолях; чтобы почитать, не надо ни записываться, ни отдавать паспорт в залог - пожилой служитель профессорского вида радушным жестом приглашает всех входящих приобщиться к истории. Этим и заняты полдюжины студентов-дипломников, предпочитающих почему-то сидеть прямо на полу вдоль стен; российский посетитель как открывает газетную подшивку за 1937 год, так и "зависает", забыв о всех планах на день. Последняя книга Троцкого, датированная июлем 1940 года, называется "Гангстер Сталин" - Лев Давидович не просто напоминал о себе, он злил, провоцировал. Сработало...

У персональных выставок и музеев есть интересное свойство: экспонаты говорят о хозяине больше, чем это предполагали устроители, и не всегда в унисон с их задумкой. На развешанных по стенам фотографиях периода Гражданской войны Троцкий неизменно рядом с Лениным или чуточку сзади - предметный урок пиара на тему "Как раскрутить проект "двух вождей". (Отметим, что в текстах он честно отводил себе "лишь" второе место. Да много ли читающих?) Мексиканские фото во множестве запечатлели изгнанника то на цветочных грядках, то в процессе кормления кроликов, то с женой на прогулке где-нибудь в горах. Они совершенно одни, без охраны и сопровождающих - но ведь кто-то же фотографировал? Кто-то старательно фиксировал для истории каждый шаг великого революционера, чья-то умелая и вполне узнаваемая рука дирижировала всем этим? Согласимся с теми, кто утверждает, что тщеславие сильнее воли и разума.

Сердцевина музея - дом Троцкого: одноэтажная, вытянутая кишка, не очень уютная со своими проходными комнатами. Длиннющая туалетная комната с притулившимся у окна унитазом и - чтобы площадь не пропадала - с рассохшимся платяным шкафом; такая же узкая и длинная ванная комната; убогая кухня, аскетическая спальня для двоих, столовая - всё это функционально пригодно для проживания, но на всём лежит печать эмигрантской неприкаянности. В кабинете перед большим дощатым столом четыре стула для возможных посетителей, с хозяйской стороны - журнальный столик, карта мира и отдельно - карта Мексики, у окна узкая железная кровать, вдоль стен - два небольших книжных шкафа, и книг, на удивление, немного. По всему чувствуется, что здесь работал публицист, скорый на слово и афоризм, но не мыслитель - в проходной комнате за общим столом с посетителями вряд ли достигнешь философских глубин. Есть ещё угловая комната со стеклянной дверью прямо из сада - отсюда и заходили посетители, как бы проверяемые сидевшей за машинкой секретаршей, да вот только убийцы эта проверка не коснулась - Рамон был её любовником.

В саду перед домом под скромным обелиском с серпом и молотом и развевающимся красным флагом покоится урна с прахом Льва Давидовича; газеты и фотографии тех дней свидетельствуют, что проститься с опальным революционером пришли тысячи мексиканцев.

В отношении к Троцкому мексиканское общество не было равнодушным сторонним наблюдателем, напротив, страсти кипели. Особенно удивительным образом всё это сказалось на судьбах трёх замечательных представителей интеллектуально-художнической элиты. Известно, что 20 августа 1940 года советский агент Рамон Меркадер ледорубом проломил Троцкому голову, но перед тем была ещё одна попытка покушения. В ночь на 24 мая того же года группа местных леваков во главе с Сикейросом разоружила наружную охрану виллы, т.е. четырёх крохотных полицейских-мексиканцев, проникла в сад и блокировала телохранителей из числа американцев-троцкистов (Л. Д. отдавал им предпочтение), после чего автоматными очередями буквально изрешетила спальню и кабинет - пулевые выбоины на стенах, противоположных окнам, заботливо сохранены до сих пор.

А у обитателей дома - Л. Д., его жены, внука Севы - ни царапины! Почему нападавшие не вошли внутрь и не довели дело до конца "контрольным выстрелом в голову"? Объяснение может быть лишь одно: Сикейрос, как и члены его группы из крестьян и шахтёров, не был ни киллером, ни тем более сталинским боевиком. Одно дело партизанить в сельве Чьяпаса или воевать с франкистами в Испании, другое - пристрелить среди ночи двух беззащитных стариков и мальчика, обречённо сжавшихся в углу спальни. Разница. Вероятно, Сикейрос и не стремился к убийству. В неангажированных, заслуживающих доверия воспоминаниях П. Судоплатова, ответственного на Лубянке за ликвидацию Троцкого, план с Сикейросом (вариант "Конь") назван "первым" (имеется в виду по времени), но не "главным", как почему-то трактует большинство журналистов. Всего о "Коне" у него написано менее страницы, обтекаемо и расплывчато, а о провале вполне определённо: "группа не была профессионально подготовлена для конкретной акции" и "Эйтингон (ответственный от "органов" на месте) не принимал участия в нападении". Должно быть, Сикейроса использовали втёмную, как "агента влияния": получится - хорошо, нет - будем действовать сами; версия, что это была операция прикрытия, вероятно, появилась постфактум.

Это была нарочито вызывающая демонстрация левого экстремизма, а им тогда "болела" вся Мезоамерика от неграмотных крестьян вечно мятежного Чьяпаса до глав государств. В среде же творческой интеллигенции не быть леваком считалось просто неприличным. Но, кроме этого, у Сикейроса, по-видимому, имелись и какие-то причины совсем уже личного свойства.

После высылки из СССР в 1929 году Троцкому было нелегко где-то осесть - многие помнили предреволюционные метания по Европе этого радикального политика, неуживчивого человека с демонической харизмой, генерирующего агрессивность и экстремизм: тогда его высылали из Австрии и Германии, сажали в Испании и Франции, не впускали в Англию, Швейцарию, Италию. За 20 лет это не забылось, так что после неудач с несколькими странами он оказался в Норвегии чуть ли не под домашним арестом.

Приглашение в Мексику спасло его от полного политического краха и забвения; решающую роль при этом сыграла Фрида Кайо - легенда Мексики, женщина-миф, которой в ту пору было тридцать. Исключительно одарённая, неукротимо амбициозная, с внешностью "роковой женщины", замешенной на огненном коктейле испанской, индейской и еврейской крови, уверенная в высоком предназначении, Фрида Кайо в "эпоху войн и революций", конечно же, исповедовала марксизм и феминизм, а кроме того, стала актрисой и художницей. Разумеется, муж у неё должен был быть самый-самый, им стал первый художник Мексики Диего Ривера. Отныне обязательным персонажем всех его монументальных многофигурных настенных росписей стала Она - то в роли последней индейской царицы, то "Свободой на баррикадах", то просто прекрасной Фридой. Диего и сам был левак не из последних; так, в начале тридцатых годов его упрашивали убрать фигуру Ленина из росписи Рокфеллеровского центра, не упросили - случился скандал. А Давид Сикейрос, числившийся вторым номером в мексиканском искусстве, своей революционностью превосходил их обоих, вместе взятых: он шагнул в революцию в 13(!) лет, воевал за неё в Мексике и Испании, стал одним из основателей компартии, а кроме всего, побывал в 1927 году в Москве и стал сталинистом.

Когда Кайо и Ривера добились переезда Троцкого в Мексику, у Давида с Диего дошло до дуэли - на политический мотив наложилась состязательность №2 с №1, усугублённая присутствием прекрасной дамы. Для самой же Фриды оттенки идеологий вряд ли были существенны, её артистическую натуру Троцкий привлекал как огромная самоценная личность, кроме всего - трагическая. А трагизм она знала не понаслышке: в 18 лет Фриду сбил автобус, и всю жизнь ей пришлось пользоваться костылями. Кроме того, после этого несчастья она не могла уже стать матерью. (Вот почему на всех её автопортретах Фрида неизменно задрапирована в цветастые мексиканские одежды, широкие от талии и ниспадающие до пят, а у Диего она, напротив, предстаёт обнажённой женщиной с прекрасными ногами - воистину, да здравствует святая ложь искусства!) Взаимное влечение двух трагических фигур неизбежно, не являются препятствием ни разница в возрасте, ни другие привходящие обстоятельства. А они были - её муж Диего Ривера, его жена Наталья Седова. Сопоставления возникают сами собой, вопреки разуму: вот чужое - "Кармен и Инесса Арманд в одном флаконе", и вот своё - преданная, дегустирующая пищу, чтобы уберечь его от яда, а внешне - "второе издание Н.К. Крупской". Сопоставление - это полбеды, хуже, если сердце начинает выбирать. Правда, теперь он и сам уже не был тем пугающе притягательным Мефистофелем в кожанке, который на бронепоезде летал по фронтам Гражданской войны. Закопавшийся в грядках, кроликах, амбарных книгах, всегда в тёплом костюме с поддёвкой, с козлиной бородкой и сползающими на нос очёчками, он стал разительно похож на "всесоюзного старосту" Калинина, над которым в былые времена язвительно потешался.

Но кто, старея, так уж стремится взглянуть на себя со стороны, кому не кажется, что молодость ещё вернётся, если полюбить и быть любимым. И как знать, какие страницы могли бы пополнить историю, не вмешайся в неё "рука Москвы" в виде того зловещего ледоруба?..

После убийства Троцкого Наталья Седова продолжала жить в том же доме до своей смерти.

Давида Сикейроса в начале 1960-х годов, в наказание за политический экстремизм и припомнив злополучное покушение, власти всё же упрятали на несколько лет за решётку, хотя и позволяли ему под охраной выезжать для выполнения многочисленных заказов по росписям; на излёте жизни, в 73 года, он оформил величественный "Полифорум", замахнувшись на худо'[an error occurred while processing this directive]'жественную трактовку всей истории человечества и прославив, вместе с Риверой, мексиканский мурализм (роспись стен) в мире.

Диего Ривера к 1950 году завершил самую знаменитую свою роспись в правительственной резиденции - Национальном дворце, где в полутора десятках грандиозных композиций представил историю Мексики вплоть до светлого утопического будущего, обозначенного энергическим жестом Маркса; великий художник скончался на 71-м году жизни, лишь на три года пережив Фриду.

Среди её автопортретов есть "Фрида и Сталин", но нет - с Троцким; на жизнерадостном полотне "Марксизм побеждает все болезни" Фрида решительно отбрасывает костыли, да только в жизни сложилось не так: после множества операций, которые ей не помогли, у неё развился полиомиелит и за год до смерти ей ампутировали правую ногу, а прожила она 47 лет.

Музей Фриды Кайо, организованный в её знаменитом "синем доме", находится в Койокане в семи минутах ходьбы от музея Троцкого.